Рассказывает заместитель министра экономического развития Андрей Клепач:

- Недавно Всемирный банк опубликовал свой прогноз для российской экономики на этот год, он оказался хуже правительственного -- 4,5% спада ВВП против минус 2,2%.

- Наш действующий прогноз в силе, на нем основаны параметры внесенных поправок в бюджет и, собственно говоря, антикризисная программа. Но есть риски, о которых мы говорим, связанные с тем, что мировая конъюнктура может быть хуже, спад мировой экономики, как мы видим по последними прогнозам, может быть глубже, чем мы рассчитывали. Во-вторых, есть и внутренние риски, потому что кризис -- это всегда фактор поведения и кризис доверия, который может привести к более негативным последствиям и в инвестиционной сфере, и даже в розничной торговле.

Мы и раньше, и сейчас рассматриваем разные варианты, где есть и похожие оценки, но поскольку течение кризиса зависит от поведения участников рынка, то антикризисная программа -- это не только меры, которые принимаются сверху правительством. Она задает определенную антикризисную, энергичную модель поведения бизнеса -- и в корпоративном секторе, и в банковском. И в этих условиях предполагается, что масштабы падения ВВП могут ограничиться 2,2%.

- С одной стороны, антикризисной программой задается положительный настрой, с другой -- министр финансов Алексей Кудрин говорил, что ждем «вторую волну».

- Я исхожу из того, что г-н Кудрин говорил именно о рисках. Более того, одним из ключевых рисков является поведение банковского сектора. С одной стороны -- в среднесрочном плане поведение и банков, и предприятий совпадают, банкам надо зарабатывать, надо кредитовать и население, и предприятия, и в прогнозе, который приняло правительство, предполагается, что банковское кредитование вырастет за год на 11--13%. При этом для системообразующих банков, которые получают государственную поддержку, а она достаточно значима, больше одного процентного пункта ВВП, ожидается и более интенсивный рост кредитов, если это произойдет, то второй волны кризиса не будет. А если банковское кредитование будет стоять, а ставки будут за двадцать с лишним процентов, то это, конечно, спровоцирует волну спада в экономике, а дальше бумерангом ударит и по самому банковскому сектору.

- Как в этих условиях будет вести себя реальная экономика?

- В целом в экономике мы ожидаем в последнем квартале некоторое оживление. Но нужно понимать, что нет фатальной обреченности даже в условиях мирового кризиса. Мы видим на примере Китая, что можно сохранить рост, пусть с более низкими темпами, чем в прошлом. В кризис по-прежнему есть определенное окно возможностей, и зависит и от правительства, и от банков, предприятий, как мы этими возможностями воспользуемся. Тот прогноз, который у нас есть, предполагает, что спад по сравнению с прошлым годом прекратится к четвертому кварталу, и мы можем перейти к ситуации оживления. Очень важно, чтобы это оживление набрало силу уже в 2010 году, чтобы в 2010-м мы избежали стагнации. Когда рост около нуля, полпроцента -- это по сути дела будет стагнация. Чтобы рост был более значимым - два, три процента и даже больше, нужно чтобы сработал внутренний спрос. Чтобы увеличивались инвестиции, потому что сейчас они падают очень резко, нужно, чтобы росли розничная торговля и спрос населения. Сейчас мы как раз вступаем в фазу, когда начинают сокращаться обороты и розничная торговля.

- Как в этих условиях будет вести себя инфляция, какая задача в этой связи ставится перед денежными властями?

- Мы считаем, что у нас есть все возможности уложиться в прогноз инфляции (13% по итогам года. -- Ред.). Какие для этого предпосылки? С точки зрения денежной политики это стабильный курс рубля, который в последние дни даже укрепляется. Это жесткая денежная политика, когда избыточной ликвидности, по сути дела, нет, а денежные показатели ниже прошлого года. Мы рассчитываем, что будет определенный рост денежных агрегатов, но этот рост будет носить здоровый характер, он как раз будет поддерживать спрос в экономике и будет способствовать тому, чтобы процентные ставки снижались. С другой стороны, основные риски для внутреннего спроса -- в сжатии кредитов. Если у нас раньше было замедление кредитов и рост процентной ставки, то февраль-март -- это стагнация кредитов. И это бьет по спросу: и потребительскому, и по инвестиционному.

- Насколько вероятны внешние риски и насколько они могут быть болезненны? Прежде всего, конечно, речь о цене на нефть.

- Сейчас мы видим, что цены на нефть могут с большей вероятностью даже расти, чем снижаться. Причем наши оценки показывают, что экономика будет адаптироваться и при цене ниже заложенной в прогноз (41 долл. за баррель. -- Ред.), например, 30 долл. и меньше. Но, повторю, конъюнктура такова, что сейчас больше факторов работает на повышение цен, хотя и такого значительного взлета, как раньше, не предвидится. Будет, видимо, период таких невысоких цен для нас -- около 50 долл. Но еще несколько лет назад эти цены были для нашей экономики достаточно благоприятными. Важно, чтобы сейчас мы научились работать при таких понизившихся мировых ценах.

- Где находятся наиболее критические точки для российской экономики -- во внешних факторах или все же главные риски внутри страны?

- На наш взгляд, самая болезненная точка -- это именно банковское кредитование реального сектора. Даже не внутреннее состояние самих банков, потому что все-таки у них есть запасы денег и капитализация банков повысилась, а не сократилась, в том числе благодаря тем средствам, которые они получили от государства, от Центрального банка. Главная проблема -- это стагнация кредитов, сокращение номинального кредита населения и ипотечного потребительского кредита. Это не просто высокие процентные ставки, а ставки, которые делают невыгодным ни инвестиционную деятельностью, ни текущую деятельность, несмотря на те многомиллиардные субсидии, которые предоставляются предприятиям, чтобы компенсировать эту дороговизну. В этих условиях возможности для роста крайне ограничены. Но есть и вторая сторона медали: банкам есть чего опасаться, предприятиям нужна существенная реструктуризация и существенное повышение эффективности, чтобы не только вернуть деньги банкам, но и быть конкурентоспособными в условиях кризиса, когда спрос ограничен. Когда надо выживать не только за счет относительно низкой цены, а за счет более современного инновационного продукта.

- Тогда взглянем на ситуацию с другой стороны - где наиболее перспективные точки роста?

- Если бы у нас резко улучшилась конъюнктура на мировых рынках, то, конечно, это потянуло бы за собой всю экономику, и мы начали бы возвращаться к той траектории развития, которая обеспечила нам крайне высокий рост в последние годы. Тем не менее вероятность этого низкая, более того, кризис как раз и показал уязвимость тех сегментов экономики, где высокие темпы базировались именно на высоких ценах на нефть, алюминий, никель. Сейчас ключевые возможности роста связаны именно с импортозамещением, с расширением экспорта даже в условиях более низких цен, со снижением энергоемкости, обновлением продукции, то есть на самом деле с тем, что лежит в основе повышения конкурентоспособности. Потому что мы пока являемся рекордсменом именно по низким показателям производительности труда и по показателям энергонеэффективности.

- Антикризисная программа -- это поиск и стимуляция точек роста или компенсация провалов, поддержка уязвимых?

- Антикризисная программа в первую очередь -- это комплекс мер, направленных на социальную защиту. И по стоимости это наиболее, наверное, значимая часть, которая обеспечивает активную занятость населения, выплату пособий по безработице. Людям, попавшим в более тяжелые условия, нужно дать некоторые подпорки, средства защиты. Это дополнительные меры, связанные с пенсионными выплатами, с социальными выплатами. В какой-то степени антикризисную роль играет и та политика повышения зарплаты бюджетников, которую начали проводить еще в конце прошлого года. Во-вторых, это комплекс мер по поддержке банковского сектора. Ну, и, в-третьих, это меры, направленные на точечную работу с предприятиями, с отраслями, такими, как автомобилестроение, и дело здесь не только в конкретной помощи, а в том, что она обусловливается и программой реструктуризации предприятия, его новой сбытовой политикой, программой повышения производительности, формированием задела под новый модельный ряд. Поэтому такая штучная работа через госгарантии, субсидии, дополнительные обязательства необходима, она связана с формированием новых, более конкурентоспособных предприятий.

- Как вы оцениваете обновленный вариант бюджета-2009, насколько он оптимален?

- Бюджет достаточно напряженный. И главное не в том, что есть там какие-то карманы -- «два пишем -- три в уме», такого все-таки в бюджете нет. Правительство и в антикризисной программе, и в бюджете ведет себя максимально честно, потому что любая неправда достаточно быстро выйдет наружу. Но бюджет жесткий, важно сохранить стабильность бюджетной системы. В конечном счете нашли компромиссное решение: дефицит бюджета с учетом использования фонда национального благосостояния не должен превышать 8% ВВП. Исходя из этих условий, вся бюджетная конструкция и сделана.

- Какова вероятность пересмотра бюджета на этот год?

- Я думаю, что бюджет не будет пересматриваться, обязательства приняты, но, конечно, никто не может гарантировать, что на 100% процентов все совпадет с тем, что принято. Вот мы видим, что цена на нефть начала повышаться и может оказаться по итогам года выше запланированной, что даст бюджету дополнительные деньги. Можно будет тогда думать, как их тратить либо, наоборот, вернуть и укрепить Резервный фонд, из которого сейчас деньги как раз тратятся.

- Кризис усложняет или упрощает задачу модернизации экономики, переход от модели, основанной на экспорте сырья, к инновационной экономике?

- В условиях кризиса что-либо делать, тем более модернизировать экономику, значительно сложнее. Только выхода другого нет -- либо развиваться, либо банкротиться. Если использовать образные сравнения, то можно говорить, что это сценарий «птица Феникс»: птица сгорает, но возрождается. Сгореть или погореть -- в этом состоянии уже находятся, к сожалению, очень многие, и нужно найти силы для того, чтобы возродиться. Легче всего это сделать в такой отрасли, как агропромышленный комплекс, здесь есть большой потенциал для развития пищевой промышленности, отраслей сельского хозяйства. Потенциал дальнейшего роста есть у животноводства, молочной промышленности, тем более что там заложено много новых технологий, появились новые хозяйства, есть кадры, и поэтому мы вправе ожидать отдачи.

Во-вторых, есть перспективы для дальнейшего развития и в наших секторах-экспортерах, таких, как металлургия, производство труб, прокатное производство. Потому что здесь произошло существенное обновление производств, и здесь есть потенциально большой внутренний спрос со стороны нефтегазового сектора и со стороны железнодорожников, автомобилестроения, судостроения.

В-третьих, что сложнее всего, это перспективы высокотехнологичных отраслей, имеющих инновационный потенциал: автомобилестроение, авиастроение, электроника. В каждом из этих секторов есть и очень больные предприятия, и те, у которых есть потенциал развития. Например, «АвтоВАЗ», к которому было очень много вопросов. Но в качестве примера могу сказать, что они за первые несколько месяцев этого года выполнили практически годовую программу экспорта легковых автомобилей, в том числе в Германию, потому что «Калина» оказывается в классе бюджетных автомобилей достаточно конкурентоспособной. Особенно в условиях программ поддержки внутреннего рынка. То есть и на проблемных предприятиях есть потенциал, есть возможности для рывка. В авиастроении у нас есть один из ключевых проектов -- это «Сухой» -- Суперджет. Самолет, который уже взлетел, проходит испытание, на него мы делаем серьезную ставку и на внутреннем рынке, а в перспективе и на внешнем, на рынке азиатских стран, Канады, Европы. Потому что как у регионального самолета у него есть потенциальная ниша. У нас в каждой зоне есть огромный спектр проблем, но есть и очень серьезные точки роста.

Мы рассчитываем из кризиса выйти более эффективными, более инновационными. Весь вопрос в том, что кардинально за два года перестроиться нельзя. Ключевую роль в нашем экспорте все равно будет играть нефтегазовый комплекс, добыча нефти, тех же металлов. Но даже за эти год-два мы сделаем существенный шаг вперед в повышении энергоэффективности, в повышении степени переработки. От этого зависит, насколько мы можем расширить свое присутствие на мировых рынках, или как быстро сможем выйти из кризиса, и даже -- в какой мере эти компании останутся российскими.

- А в какой мере компании, в которые сейчас все активнее входит государственный капитал, останутся государственными?

- Государственный капитал не сможет решить все эти проблемы, о которых мы говорим. Не только потому, что его не хватит, но и потому, что у него нет таких кадров. Госкапиталу необходимо обеспечить эффективность там, где он и так уже присутствует, -- в авиастроении, в военно-промышленном комплексе, где нужна огромнейшая реструктуризация.

- Мы долго разрабатывали, долго обсуждали, а потом долго принимали «Концепцию долгосрочного развития до 2020 года». Как кризис отразился на актуальности этого документа?

- «Стратегия 2020», и особенно обосновывающие ее материалы, как раз и указывали на то, что будет кризис, который затронет и российскую экономику. Долгосрочные документы, конечно, недооценивали масштаб кризиса и несколько сдвигали его на более поздние сроки. Но то, что мы столкнемся с кризисом, и это будет одним из ключевых вызовов первого этапа реализации стратегии с 2008 по 2012 год, -- это было там напрямую написано. Жизнь внесла свои коррективы в реализацию стратегии. Но важно то, что приоритеты стратегии не только на долгосрочную перспективу, но и ключевые приоритеты на первую четырехлетку, они не отменены кризисом. Наоборот, главный вызов и заключается в том, как сделать, чтобы реализация антикризисных мер была не только попыткой спасти и выжить, а обеспечить экономику, которая будет более инновационной. В полной мере в рамках 2009 года мы решить все поставленные задачи не смогли, но в 2010--2011 годах мы планируем двигаться в этом направлении. Бюджетные условия будут хуже, чем мы рассчитывали в рамках трехлетнего бюджета и долгосрочного развития, это уже сейчас видно. Но само это движение, сам выбранный курс востребован и в нынешних условиях. При этом мы не ставили себе задачу полностью отказаться от экспортоориентированной модели, но мы должны создать новую экспортную экономику и в плане углубленной переработки сырья, и как раз создания мощного несырьевого сектора. Просто мы рассчитывали, что у нас на это будет больше времени. Задача усложнилась, и в этом смысле она стала еще насущнее и острее